КАК СУД РЕШИТ

      Земная жизнь двадцатидвухлетней Татьяны оборвалась внезапно. Мчавшиеся на недозволенной скорости "Жигули" сбили ее, а ехавший следом, и тоже с превышением скорости, мотоцикл ее переехал...
      Ах, как иссушает людей горе! Но мать Татьяны, Антонину, оно скорее сжигало. Этот испепеляющий огонь души переплавлялся в ненависть к водителям. Их лица, как в горячечном тумане, постоянно стояли перед ее глазами. Вот Скрипников, водитель "Жигулей" - молодой, полноватый, белесый. Он мчался к только что родившей жене. Вот пожилой, сухощавый, высокий Колесников.
      - Расстрелять надо обоих, - требовала она у следователя. Следователь объяснял, что за преступления по неосторожности расстрел не применяется.
      - Тогда пожизненное заключение!
      И следователь устало и чуть виновато объяснял, что по закону и такой меры наказания не положено. Да и максимальную меру суд вряд ли применит: ведь Татьяна переходила дорогу в неположенном месте, далеко от светофора. Кроме того, оба подследственных - люди работящие, непьющие.
      - Понятно, - горько усмехалась Антонина, - все вы купленные. Да я вот своей дочерью не торгую. До международного суда дойду, но правды добьюсь. Следователь устало вздыхал и не возражал - понимал, что женщина вне себя от горя.
      Шло время. Дело давно было передано в суд. Дважды разные судьи выносили приговоры, не связанные с реальным лишением свободы. И каждый раз она добивалась, что приговоры отменялись за мягкостью.
      К каждому новому судье она приходила незадолго до слушания дела, показывала ему фотографии дочери и требовала взять подсудимых под стражу до суда. С ненавистью выслушивала она объяснения, что до суда такая мера не оправдана, так как подсудимые не пытаются скрыться, а следственные изоляторы и без них переполнены опасными преступниками.
      - И тут все куплено, - бросала она и хлопала дверью.
      Зятя своего, мужа Татьяны Андрея и трехлетнего внука Петеньку она навещала лишь затем, чтобы добиться подписи Андрея под очередным суровым заявлением - ведь он тоже был потерпевшим по делу, и его мнение имело немалое значение. Вначале он безропотно подчинялся, но постепенно стал тяготиться: Антонина представлялась ему бронированным танком, который бьет из всех стволов по любой цели. Однажды он сказал ей: "Антонина Васильевна, Танюшку нам не вернуть, а жить в ненависти я устал. Мне надо работать и Петеньку растить. В садике он часто хворает. Нет у меня сил и времени так ненавидеть".
      - Вот оно что, - изумилась Антонина, - и тебя перекупили. Продал-то хоть жену незадешево?
      Больше она к зятю не ходила.
      Через два года следствия и судов у Колесникова случился обширный инфаркт. Но смерти его в городской больнице она не хотела - она хотела, чтобы он умер в колонии. Из больницы его выписали инвалидом.
      До третьего суда оставалось два дня. Антонина шла к новому судье с фотографиями дочери.
      На перекрестке у светофора пришлось остановиться. В светофоре что-то не заладилось - он переключался с красного на желтый, а зеленого цвета не было. Ожидая зеленый, Антонина машинально взглянула на стоявший у перекрестка киоск "Роспечати". Что-то привлекло ее внимание, и она подошла поближе. В левой части витрины помещалась газета с изображением голозадой красотки, в правой - книжка "Твой гороскоп".
      А в центре... В центре находился больший православный календарь с иконой Спасителя. Его глаза смотрели в самую душу Антонины - сострадательно, скорбно, понимающе, ожидающе. Долго не могла Антонина оторвать взгляд от этого чудного Лика. Затем с трудом разобрала надпись в книге, которую Спаситель держал в руке: "Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы".
      - Упокоишь Ты, как же, - буркнула она. Но в суд идти ей почему-то расхотелось. Ноги ее повернули в сторону находящегося неподалеку храма.
      В храме мыли полы и, пережидая, Антонина присела во дворе на скамейке рядом с пожилой женщиной. Та шепотом зачитывала имена из маленькой книжечки. Сверху было обозначено "О упокоении".
      Прислушавшись немного, Антонина бесцеремонно спросила:
      - Ну и кого это ты тут "упокоиваешь"?
      Старушка, слегка улыбнувшись, взглянула на Антонину.
      - Да рази это я упокаиваю? Я только вымаливаю упокоение дорогим своим усопшим: сыночку, родителям, братьям, да многим еще кому...
      - А с сыном твоим что?
      - В Афганистане он погиб. Вот я, почитай, постоянно шлю весточки родным своим.
      - Чокнулась, старая, от горя, - подумала Антонина и насмешливо спросила:
      - Так ты на тот свет письма, что ли, шлешь? Ну и где ж ты такой почтовый ящик нашла?
      - А чего его искать, - не обиделась старушка. - Такой почтовый ящик - перед тобой. Храм Божий это. Постоянно священники моих усопших поминают. Да и я сама за них молюсь. И они это знают и радуются так, что на земле такой радости и быть не может.
      - А что, - голос Антонины внезапно осел от волнения, - всякому умершему можно такие весточки слать?
      - Всякому крещенному да отпетому. Некрещенного - его вовсе в Книге жизни нет, а над не отпетым не свершилось определение Божие. Он отсюда ушел, а туда не пришел. Как бы в туннеле каком находится, а всякая нечисть его душеньку пугает. А как отпоют - так и определяется его участь. Только вот по любви нашей, да по молитвам эту участь Создатель изменить может. И так до самого всеобщего, Страшного Суда будет - пока хоть один молитвенник на земле жить будет. Поэтому и молиться надо - за весь мир.
      Антонина слушала старушку и вспоминала, что Танюшка в 19 лет окрестилась в Церкви и после зачем-то туда ходила, звала и мужа, и мать, а они только отмахивались.
      - Значит, дочка совсем другого от меня ждет, - мелькнула молнией мысль. А я? Неужели так надолго я оставила ее без помощи?
      Попрощавшись со старушкой, она поспешила домой. И долгой бессонной ночью мучительно думала: неужели не то, совсем не то она более двух лет для дочери делала?
      Едва дождавшись утра, она пришла в храм. Догадалась взять свидетельство о смерти. Заказала заочное отпевание своей кровинушки.
      Литургию отстояла, не шелохнувшись, как свечка. Слышала, как диакон читает имена живых, затем - усопших. И странно - она повторяла про себя эти незнакомые имена! Она - молилась за чужих людей!
      Отстояла она и молебны. И снова молилась за неизвестных ей людей. И только к концу молебнов мелькнула мысль: может быть, чья-то мать и за мою Танюшку помолится?
      Потом для нее началось главное - отпевание. Не все слова она могла понять, но чувствовала - это Танечка просит ее о помощи. "Еще вчера беседовал с вами, а ныне прииде на меня внезапный страх смерти... Приидите, целуйте меня последним целованием..." - этот стон-мольба неслась по храму. "Не забывайте меня, живущие на земле, молитесь, молитесь обо мне. О, только это мне и нужно теперь".
      И впервые за два года Антонина заплакала слезами облегчения.
      Затем священник дал ей землю и объяснил, каким образом посыпать ее на могилку.
      - Я бы лучше ее на другие могилки посыпала, - привычно вырвалось у нее.
      Пожилой, уставший священник внимательно посмотрел на нее.
      - На чьи? - спросил он.
      - На тех, кто задавил мою доченьку, а сами живут. Да Бог правду видит - одного уже инфарктом разбило.
      - Ты крещенная? - неожиданно спросил священник.
      - Ну да, с младенчества, - ответила Антонина.
      - Крестик-то носишь? - Нет, - смутилась она.
      - Ну погоди чуток. - Священник ненадолго отошел и вскоре протянул ей крестик на веревочке. Антонина надела крестик.
      Затем священник посмотрел на иконы, перекрестился и почему-то произнес: "Помоги, Господи!" И, обратившись к Антонине, спросил: "Не хочешь ли исповедаться? Вспомни и без утайки расскажи, как дочь воспитывала, и кому смерти так желаешь".
      - И расскажу, - выдохнула Антонина.
      Священник стал читать молитвы, а Антонина слушала их, и давно забытые картины оживали в ее памяти. Вот четырехлетняя Танюшка, катаясь с подружкой на качелях во дворе, упала, и Антонина на весь двор черными, срамными словами кричит - на подружку. Вот эта девочка вскоре доверчиво постучалась к ним - и Антонина ударила ее дверью по руке. Вот черные слова летят на голову самой Танюшке.
      - Мама, мама, говоля болит, говоля, - плачет ребенок и прикрывает головку руками.
      Вот к ней, пятнадцатилетней, впервые пришел в гости паренек, и Антонина с бранью выгоняет его. Паренек в панике убегает.
      Как замкнулась потом Танюшка! Больше не ходили к ней молодые люди. А уж как с Андреем она встречалась - про то Антонина и не ведала.
      Антонина и не заметила, что она не просто вспоминает, а говорит, говорит эти страшные, обличающие себя слова. Она рассказала и о сжигающей ее ненависти, о многочисленных судах, о том, как шарахались от нее судьи.
      Священник слушал, не перебивая. Он понимал - началось свершение чуда Божия - глубокого покаяния души, и человеческие слова излишни. Сказал он лишь о том, как нужно помогать дочери церковной и домашней молитвой, постоянно очищая себя Таинствами Исповеди и Причащения.
      Вот и произнесены великие слова разрешительной молитвы. А узнав, что Антонина сегодня ничего не ела и не пила, он причастил ее Святых Христовых Таин. Антонина не могла ни понять, ни объяснить, что с ней происходит. Но что на ее душу легла тихая отрада - это она чувствовала. Из церкви она зашла к зятю - благо был выходной. И Андрей вдруг увидел - перед ним не бронированный танк, а маленькая, бледная, измученная горем женщина.
      - Андрюша, - сказала она, - я ведь недавно на пенсию вышла, разреши мне с Петенькой сидеть? Он ведь в садике хворает, да еще деньги какие огромные за садик платить надо. А я его так беречь буду! Ты же знаешь, что я фельдшер.
      - А я уже объявление в газету хотел давать, няньку искать. Но раз так - огромное спасибо.
      - А как насчет суда? - замявшись, осторожно спросил Андрей.
      - Не хочу я на него идти. Да без меня его отложат, а Колесников и так - после инфаркта. Ожидание приговора - хуже приговора. Пойдем вместе и скажем, что не настаиваем на жестком наказании. Пусть будет - как суд решит.

Светлана Тришина
Екатеринбург

 
 


Обсудить эту статью можно на форуме сайта.

 
 

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru Яндекс цитирования
17.02.99 - начало создания электронной версии "Православной газеты"

Design by
SDragon 2002. Scripts by SLightning 2002.